Я если вижу пианиста за роялем, места себе никогда не нахожу. Не могу на земле спокойно в одной точке стоять. Так меня от игры его заводит.
Пальцами мысленно за него каждую ноту проигрываю. Каждый твёрдый аккорд за него повторяю. Всю нервозность партитуры насквозь вижу. Цепляюсь за всякую не искренне исполненную деталь музыкального рельефа. Всецело сопереживаю.
Просто астрально парю над фортепиано. До того бываю к игре неравнодушен.

Да и пианист не дремлет.
Представьте; экспромт концертино, кончерто гроссо, как это его вдохновляет!
Взмах суровой брови, короткий форшлаг и долгое андантэ маэстозо чахоточными плечами.
Боже ты мой. Не заслоняйте проходы граждане!

Глаза слегка опущены, веки пришторены, спинка у пианиста прямая.
Вот она уже вперёд подалась. И зарыдала, заплакала вздрагивая, в самом светлом своём предчувствие.
Какая всё же выразительная динамика у тела заведённого на игру пианиста!

Посмотреть, как глазки фактурно забились в арпеджио. Загадочная символика гармонического приёма.
Зрачковое стаккатиссимо в нервном срыве.
Изящная музыкальная картина — глазная смысловая полифония!

И тут же плавное глубокое затяжное диминуэндо предплечьями.
Как виртуозно играет шейная мускулатура у пианиста!

Изысканность содержательности исполнения, основной замысел, художественная интерпретация,
пассаж мастерства и её доминанта, в его удивительно целеустремлённой артикуляции.
Губы трубочкой!

Аччелерандо жестикуляции всхлипывающих щёк. Всклокоченное состояние чуба. Мерцание пота и брызг!
Гримаса ошеломления на лице, форте субито, и сразу же демонстрация ужаса, всё это подчёркивают архитектурный план и концепцию произведения.

Скачи музыкант, трясись блефаротик, ничто тебя уже не остановит.
А на меня, что рядом над тобой парящим, внимание не обращай.